Леонид Гозман прилетел в Израиль — как только вышел из российского СИЗО. Свое интервью он дал «Деталям», лишь дождавшись, пока Россию покинет и его супруга Марина: боялся, что режим Путина продолжит мстить ему и его близким. До этого в Израиле прошел митинг в его защиту, участники которого обвинили его тюремщиков в антисемитизме.
Мы дружим с Гозманом больше 20 лет. В Москве на рюмку друг другу ходили пешком, поскольку жили рядом. Обычно на мир глядели под одним углом. А тут — он агент, он преступник в розыске, он — арестант, и опять арестант, а потом — пассажир и, наконец, «понаехавший» в Израиль. Вот и поговорили подробно.
— Твоя диссидентская история насчитывает не одно десятилетие…
— Все началось с Шестидневной войны. Я тогда впервые, 17-тилетним, попал в синагогу в Ленинграде. Это был праздник Симхат-Тора, а на самом деле — политическая демонстрация. Отмечали победу Израиля. О собственном еврействе я знал и раньше — жидом дразнили, но там я впервые осознал, что евреи — это не только мозги, но и просто крутые мужики.
Затем советская власть стала преследовать тех, кто был тогда в синагоге, некоторых отчислили из институтов. Меня в тот раз не отловили, а на следующий год я пошел в синагогу уже сознательно. Родители в первый раз не возражали, а во второй — уже были очень против. Но я поругался с ними и не послушался. Оттуда и поехало.
В путинское время несогласие накапливалось — скажем, на выборах 2007 года в Думу я был первым номером в списке «Союза Правых Сил» по Санкт-Петербургу, и во время той кампании меня в первый раз арестовали и сломали руку. Там были всевозможные безобразия, и тогда Путин впервые сказал «либералы рвутся к власти». Я тоже впервые публично «обратился» к Путину — в ответ на лозунг партии власти «План Путина — победа России» я всех просил показать план Путина. Плана не было. Тогда я предложил вариант «План Путина — это путь в тупик», он и стал девизом нашей кампании. Путину доложили, в то время он реагировал спокойно: ну, что ж, политическая борьба…
— Больше ты к нему не обращался?
— Отчего же, обращался. Причем вежливо. Я требовал немедленной отставки Владимира Владимировича Путина в 2016 году, к 99-й годовщине Февральской революции. Писал, мол, не повторяйте судьбу Николая Второго, обращаясь к нему «ваше высокопревосходительство», за что меня все очень ругали — дескать, почему я с ним так церемонно. Но, во-первых, я считаю, что, когда говоришь вежливо, то твои негативные слова воспринимаются значительно болезненнее. Если бы я сказал «ты, ***, ***», — он бы дальше не стал читать. А если «высокопревосходительство», то — прочтет. Кроме того, мне нравится к монарху обращаться «Ваше величество». Неважно, как ты к нему относишься, или как ты относишься к монархии — так положено. Я когда-то видел письмо с вызовом на дуэль. И оно начиналось со слов «милостивый государь», а заканчивалось «остаюсь вашим покорным и почтительным слугой». Это нормально, я бы так и вызывал, если бы пришлось…
— Ты лицом к лицу с Путиным виделся хоть раз?
— Он когда-то был нормальный. Мог выступить где-то внезапно, нарушив протокол, мог вдруг остаться обедать с нами в РАО ЕЭС, никаких проверяльщиков еды не было… Вот на этих мероприятиях я его пару раз видел довольно близко.
…Итак, кампания 2007 года, потом фарс с Медведевым, рокировка… Война в Грузии, далее — везде. Крым — точка невозврата.
— А до этого все было хорошо?
— Не было. Но, пока я был членом правления РАО ЕЭС, я не мог говорить все, что хочу, потому что я бы обрушил работу всей корпорации, как это и случилось в 2013 году, когда РОСНАНО полгода была в блокаде из-за меня. Я тогда понимал, что иду на компромисс ради какого-то дела. Но всему есть предел. В 2012 он наступил совсем бесповоротно. А уж сейчас, когда они начали просто бомбить города…
— Все-таки израильское гражданство — зачем?
— Я себя чувствовал и чувствую евреем. И однажды решил, что могу чувствовать чуть больше.
— Они арестовали оппонента Гозмана или еврея Гозмана?
— Антисемитизм в России, конечно, сегодня так не проявляется, как проявлялся при советской власти. Но есть очевидный бытовой антисемитизм, и антисемитизм на высоком уровне, особенно среди силовиков и дипломатов. У них он булькает под застывшим слоем лавы. Когда можно, он проявляется. Когда сирийцы сбили российский разведывательный самолет, виноваты стали евреи, помнишь? Потому что израильский самолет летел рядом. И антисемитизм с экранов федеральных российских каналов потек настолько, что Путин вынужден был сказать — ну, давайте помнить, что это не израильтяне. Еврей в России больше, чем еврей. Это всегда чужой, и всегда интеллигент. Советская интеллигенция смешивалась с евреями очень легко, потому что еврей и интеллигент — это синонимы в России. Сегодня собиратели земель в России ненавидят интеллигенцию, ненавидят знания, ненавидят разум, и в этом плане еврей для них -красная тряпка. И не случайно среди тех, кто сейчас под ударом, евреи есть. За инакомыслие.
Справедливости ради отмечу, что, вынужденный тесно общаться с определенной частью российского общества во время своих двух подряд административных арестов, среди тюремщиков я не сталкивался с антисемитами и антисемитизмом.
— И все же ты вернулся в Россию из-за границы, уже будучи агентом. Зачем? Тебе что-то было непонятно?
— Послушай, я не идиот. Все было понятно и мне, и Марине. Это был чистой воды акт по сохранению самоуважения. В конце концов, я не собираюсь никуда баллотироваться, поэтому политических амбиций у меня нет. Я просто не хотел им подчиняться. Я возвращался не для них.
— Ну, заплатил — своим здоровьем, нервами и кровью семьи. А потом все равно пришлось эмигрировать…
— Повторю, я много раз это говорил — у нас не эмиграция, у нас изгнание. Я с этого поля боя не хотел бежать и не бежал. Меня вынесли.
— А за кого ты хотел бороться на этом поле? За сколько там процентов путинского электората? Тебя много раз упрекали, прости, в юродстве, пока ты ходил на федеральные каналы.
— Если бы меня позвали сейчас, я бы опять пошел. Я обращался к людям по ту сторону экрана. Я считаю, что с человеком надо разговаривать. С конвоиром, который меня везет в кутузку или в суд. С полицейским, который составляет протокол. Среди аудитории условного Соловьева есть люди, которых можно переубедить. Главные — не они. Главные — такие же люди, как мы. Которые все понимают, которых, по идее, я не могу удивить ничем новым. Мой месседж им — не бойтесь. Вы не одни.
Я представляю себе инженера из маленького города России. Он — наш человек. Но его убедили в том, что он остался один или в ничтожном меньшинстве. Как у Оруэлла. А я ему говорю, этому инженеру: видишь, я есть! И я говорю с тобой с федерального канала. Меня не арестовали! Это работало фантастически. Меня до сих пор останавливают люди, которые видели меня по официальному телевизору. Честное слово, ни одного негатива…
— Теперь вот самое время разбираться, кто виноват…Ты как будешь разбираться? И где?
— У меня есть несколько незавершенных или, точнее, не начатых проектов. «Работа над ошибками»: что неправильно делала команда Гайдара — я провел интервью с каким-то количеством людей. Хочу написать книжку «Этюды по психологии политики» на базе того курса, который я много лет читал, хочу составить книжку всяких смешных рассказов «Избранные места из переписки с врагами». Еще есть неясная идея книги о русской свободе.
Не знаю, буду ли я продолжать деятельность публициста и комментатора. А где я буду это делать? У нас дочка и внуки в Германии, хотя наша приверженность Израилю никуда не делась.
Беседовала Нателла БОЛТЯНСКАЯ
«Детали»
Печатается в сокращении