Автор: Владимир Козловский
Когда мне хочется узнать, что будет дальше, ни ромашкам, ни кукушкам я не верю и к цыганкам, понимаешь, не хожу, а читаю историков в предположении, что новое — это хорошо забытое старое.
Есть теория, что все, что будет потом в Америке в целом, сперва происходит в Калифорнии, поэтому нынешняя Калифорния — это Америка в будущем.
Какая Калифорния сейчас, можно прочесть у Виктора Дэвиса Хэнсона, который не только видный военный историк, но и калифорнийский земледелец, выращивающий виноград на изюм и с тоской наблюдающий за вымиранием в Америке семейного фермерства.
Хэнсон принадлежит к пятому поколению шведов, которые застолбили этот участок земли в 1871 году. Мне попалось его давнее эссе в «Нэшенел ревью», в котором он писал, что посещение Нормандии, где союзники высадились с боями в 1944 году, побуждает «предпочесть мудрость благородных мертвых невежеству постыдных живых». То есть он явно не левый.
На днях Хэнсон опубликовал пространную статью о том, что происходит с нами за последние полтора года. Она слишком длинна, для того чтобы пересказать ее в один присест целиком, поэтому я процитирую сейчас ее раздел, посвященный его Калифорнии, которая, по его словам, управляется бездарнее любого другого штата, но всегда являет собою «полезный показатель того, куда мы катимся».
«В этом штате полно нефти и природного газа, — пишет он. — Имеются и остатки некогда цветущей ядерной и гидроэлектрической отраслей. Однако перебои с электроснабжением сейчас сделались настолько обыденными, что, как жители Третьего мира, мы лишь пожимаем плечами, когда гаснет свет…»
«Когда 40 миллионов человек едут по автострадам, рассчитанным на 20 миллионов, и 27% из них рождены не в Америке, создается дикая пустыня, как в «Безумном Максе 2: Воине дороги», специально придуманная, чтобы отбить у нас охоту к быстрой езде, к какой мы пристрастились в ХХ столетии. Любая поездка более чем на 200 миль не имеет традиционного фиксированного времени прибытия, потому что импровизированный ремонт машин на древних дорогах парализует траффик, и так замедленный серией ДТП. Превышение скорости и нарушение правил движения сделались повсеместными. Либо население их игнорирует, либо не знает закона, либо параноики-правоохранители неохотно следят за их исполнением, либо патрульных машин просто слишком мало, а водителей — слишком много».
Оторвусь на секунду от Хэнсона и замечу, что в воскресенье я впервые за эпидемию отправился в Манхэттен не на поезде, а на машине, рассчитывая на свои спецномера, с которыми раньше всегда можно было найти место на стоянке для прессы. Какой там: на сей раз вся стоянка была занята машинами с обычными номерами, чего я не видел лет 30, потому что до революции нарушителей наших барских привилегий штрафовали безжалостно, и они знали свое место.
Городской приятель сказал, что нью-йоркская полиция действительно стала следить за правилами спустя рукава. Я болезненно переживал утрату своих привилегий.
Хэнсон, который наверняка тратит кучу денег на горючее для сельхозтехники, не приминул сообщить, что у них в Калифорнии бензин стоит 4-5 долларов за галлон, и заправить машину часто стоит сотню. «Отправившись в магазины стройтоваров типа Home Depot или Lowe’s, надо быть готовым к тому, чтобы увидеть лист фанеры ценой почти в 90 долларов».
«Калифорнийцы сваливают толпами, но стоимость жилья продолжает расти. Калифорнийцы обожают хорошие дома. Но те, у кого они есть, не желают разрешать кому-либо строить новые дома для других. Чудовищная засуха высушила водохранилища и понизила уровень большинства подземных водоносных пластов. Калифорнийцы знают — но помалкивают — что было безумием не строить новые водохранилища, все из которых были отменены 30 лет назад, или позволить инфрастуктуре калифорнийского водоснабжения прийти в негодность, или продолжать позволять дефицитной питьевой воде утекать в море, или не инвестировать в новые технологии экономии и хранения подземных вод».
«Но они также знают, что, пока сан-францисские активисты имеют достаточные источники воды (созданные дальновидными политиками в начале XX века…), они продолжат проталкивать зеленые прожекты, катастрофические последствия которых элиты избегают благодаря своему богатству и власти. Скоростная железная дорога — это трагический анекдот. Она бездействует и незавершена. Претенциозные недостроенные эстакады возвышаются, как современные, испачканные граффити версии Стоунхенджа. Ее единственное назначение, очевидно, было частью зеленого плана выкачать деньги, предназначенные для ремонта и развития дорожной сети».
«Упомяните калифорнийцу Сан-Франциско и услышите одно и то же монотонное предостережение: «Не суйтесь туда!». Если вам этого не избежать, не паркуйтесь там, поскольку вломиться в машину и украсть ее содержимое рассматривается как понятное перераспределение собственности, а не как преступление. Другой совет: постоянно проверяйте подошвы. Экскременты людей и животных там вездесущи, поскольку санитария города регрессировала до уровня, напоминающего Старый Каир или средневековый Лондон».
«Я часто езжу в центральную Сьерру. Последние 4 года там недоумевали: «почему они ничего не делают с миллионами деревьев, погибших от засухи или нашествия насекомых?» Теперь местные жители спрашивают насчет сгоревших лесов: «Почему они ничего не делают с миллионами этих обугленных черных деревьев?». Эти искренние вопросы подразумевают, что люди важнее, чем идеология. Это не так».
«В штате, в котором испражнение на тротуарах, считается, никому не вредит, засуха и пожары, испепеляющие леса, — это тоже нормально, поскольку они также рассматриваются как природное явление, — пишет в конце Хэнсон. — Порубка леса на акре земли приравнивается в Калифорнии к мятежу. А когда 400 000 акров сгорают, это stuff happens, «всякое бывает».