Он зашел ко мне в кабинет красивый, как надутый шарик розоватого цвета в руках каких-нибудь пятилетних малявок. Мы когда-то учились с этой надушенной лысиной во ВГИКе, но он был на курс старше меня. Приятель вел под уздцы небольшую лошадку крашеной масти в дорогой попонке от Куррежа и лабутенных копытцах. Сеня улыбнулся нешевелящимся надутым лицом и теперь стал похож на тот же шарик, но уже с нарисованным на нем смайликом.
Сивка-Бурка лет двадцати смотрела на меня с плохо скрываемым обожанием. Света быстро получила автограф на «Татлере» и, процокав по гранитному полу, оставила старых друзей поболтать наедине.
— Что за гладиолус ты привел? — спросил я Сеню, глядя вслед дорогой обновке. Определение «лошадь» я оставил на потом. Туда… ближе к скандалам.
Гладиолус совершенно неожиданно оказался, можно сказать, новейшей женой, хотя не так давно закончившей школу. В мою задачу, со слов мужа, входила «жизненная необходимость» пристроить гражданку на психфак. Или, на худой конец, к нам во ВГИК, на актерский. Я вспомнил, куда посылают людей с такими просьбами без миллиарда, и направил Сеню с супругой туда же. Светин муж решил зайти ко мне с другой стороны.
— Саш! Посмотри, как я выгляжу.
Я посмотрел. Сеня был в хорошей форме. Плоский живот, рожа без единой морщинки, лысина блестит, как у кота …, маникюр с подозрением на педикюр, глаз горит, одна ноздря шевелится, вторая дышит. Раньше, правда, волосы были до плеч. Теперь остались только в ушах. Но зато не совсем до плеч, чуть выше…
— А во сколько раз она тебя младше? В три? В четыре? — спросил я.
— В пять, скотина, — скороговоркой выпалил «молодожен». — Послушай, у меня теща великий пластический хирург. Я тебе — операцию со скидкой, а ты — институт для жены. Идет?
— Идиот… — ответил я.
Но, как всегда, Сеня услышал только то, что хотел.
— И вообще, тебе надо заняться омоложением. Посмотри на себя. Мы тебе сделаем ботокс, уберем кое-что, где надо, вставим, где повисло, а еще тебе надо килограммчиков десять скинуть. И все девчонки твои…
«А то без твоих вшивых советов я могу забыть про женскую ласку, как Полонский про Камбоджу», — промелькнуло в голове.
Тетя-лошадь ржала в соседней переговорной, читая татлеровский рассказ про шибари, и в такт ржанию слегка постукивала каблуками копыт. «Должно быть, была в школе отличница. По физкультуре», — решил я, посмотрев на формы Сенюшиной жены.
Договорившись созвониться на следующей неделе, мы расстались. Главное, чтобы, когда Сеня простудится, супруга не перепутала фразу «Вот тебе отрава, тварь!» с «Вот тебе отвар из трав!». Как в известном анекдоте.
Проводив гостей, я все-таки решил посмотреть на себя в зеркало. Как будто давно не видел… Левым глазом романтика я увидел очаровательное лицо в очках над бабочкой несравненного меня. Лик в туалетном овале был одновременно красив, интеллигентен и мужествен. Однако правый адвокатский глаз был реалистом и циником. Вместо красивого лица, он увидел усталую рожу серого цвета с мешками под глазами и складками вокруг рта. Щеки напоминали мою покойную английскую бульдожку Машку, а судьба съеденных пирожных, спагетти и круассанчиков отражалась вокруг несуществующей талии. На зубах от тонн выпитого кофе и когда-то выкуренных сигар появились многокаратные камни. Но бриллиантами, однако, они быть не собирались. Еженедельный маникюр картину не спасал. В целом я напоминал себе шедевр мариниста Айвазовского «Девятый вал»: картина дорогая, но от сюжета тошнит.
Вечером в ресторане я встретил еще одного знакомого ловеласа — Изю, которого не видел года полтора. Изя был эпатажный бонвиван на пять лет старше меня, по фамилии Рабинович. Практически израильский Иванов. Хотя пил Изя и гулял, как никакому Петрову не приснится. Как-то еще в семидесятых, в Дюссельдорфе, после неудачной попытки объяснить «местным фашистским козлам», что такое коктейль «Краснопресненский» (пиво с водкой), он приобрел за тридцать тысяч марок титул немецкого барона. С тех пор друзья его не называли по-другому, нежели «барон Дюссельдорфский фон Рабинович, хер Изя». Протрезвев, Исидор на всех обиделся за обзывалку, но сбагрить баронство обратно в магазин не получилось. Несколько лет назад он наконец втюхал титул за пятьдесят тысяч евро какому-то чеченцу и теперь на всякий случай в Германии не живет, хотя новоиспеченный барон Дидигов фон Рабинович хер Муса Дюссельдорфский вроде бы претензий к Изе не имеет. Пока.
Изя сидел в «Семифреддо» с двумя миловидными барышнями, которых он пытался чем-то развеселить. Мы обнялись. Бывший барон налил мне вина и обнял девиц двумя руками. При виде такой весенней идиллии мне сразу захотелось гадостно пошутить.
— Изя! Как твой tripper? — спросил я с французским прононсом и ударением на последний слог. — Все в порядке? Прошел или еще не очень? Я тебя не видел всю неделю…Рабинович рассмеялся. Девочки погрустнели. Шутка удалась.
Израильский немец предложил мне бокал и Свету на выбор. Я выбрал вино и присел на пять минут. Через час я знал об омоложении в отдельно взятом организме Рабиновича абсолютно все. Девушки радостно кивали.
Рассказ меня впечатлил. Особенно свидетельские показания, которые хотя бы на 10 процентов должны были быть правдой. Встреча Семы и Изи в один день простым совпадением быть не могла. И я решился…
Через неделю после того как у меня откачали неимоверное количество крови на якобы анализы, хотя я подозреваю, что моей родной сангиной подторговывали где-то на рынке в Измайлово, вместе с Изей мы прибыли в Клинику профессора Мильнеченко между Пресненским судом и Московским зоопарком. «Символично…», — подумал я про пресненский и московский зверинцы, открывая дверь в омоложение.
Очень приятная доктор Зульфия измерила меня в трех местах и сказала, что, согласно американским нормам, с такой талией вообще не живут. Мне стало слегка неприятно, так как я вовсю жил и даже в этом плане сильно активничал. Следующим действом ко мне подключили какие-то датчики, и тут же выяснилось, что я пью мало воды, а мой мышечный состав напоминает доктору сладкую детскую вату. Согласно местной формуле, я весил на пять кг больше, чем хотелось врачу, и таким образом написание завещания приобретало, со слов врача, срочный характер. Затем доктор открыла папку с анализами, издала предсмертный агонизирующий стон антилопы на электрическом стуле (я даже представил себе как это может выглядеть) и начала мне рассказывать про мое несчастное тело:
— Александр Андреевич, не хочу вас расстраивать, но все плохо. Вам срочно нужен витамин Д. И кальций на исходе. А сахар! А железо! А тестостерон!
— А что с ним? Вроде вчера еще он был и утром, и вечером… И никто не жаловался.
— Да? Наверное, последняя капля…
Я подумал о последней вчерашней капле и слегка усомнился…
— А что с сахаром?
— Ужас. Но мы сделаем из вас молодого человека. Вам скоро снова будет двадцать семь. А пока надо будет принимать витамины и разные лекарства. Сейчас я все вам напишу. И инъекции… Вам надо купить одно лекарство в Японии, очень, правда, дорогое. В Москве не берите — подделка. Называется «Лаеннек». Вы знаете, что такое гидролизат?
— Простите? Это одно слово? А при чем там гидра? Если это то, что я думаю, то знаю точно. И вообще… Я к вам как к врачу, а вы сразу про такое.
Зульфия мужественно поперхнулась и атаку выдержала.
— Одно. Одно слово, Александр Андреевич. А вот курс рассчитан на десять недель. Внутривенно. Не найдете сами — мы пошлем кого-нибудь в Токио. Договорились? Нельзя сказать, что именно из-за этого Лизата Гидры, но мы договорились.
Если Изя занялся моим омоложением изнутри, то друг Сеня ждал меня в офисе с целью внешнего передела.
— Моя теща готова тебе отсосать жир.
— Да вы что, сговорились все сегодня?!
— Саша, не перебивай старших. Это называется липосакция. Зато потом ты будешь стройный, как молодое дерево. «…И такой же умный», — подумал я.
— Давай сходим к ней в клинику — это рядом с твоим офисом.
Чтобы друг юности от меня отвязался, надо было идти.
Марина Николаевна, которая выглядела моложе своего зятя лет на двадцать, в отличие от дочки-лошадки, была скорее похожа на пони, но с большой грудью. Она широко улыбнулась мне тридцатью одним нормальным зубом и одним с мелким вживленным бриллиантиком и, плотоядно поглядывая на мои щеки, сказала:
— Через месяц Ален Делон будет плакать.
— А что будет с ним через месяц? Он подаст на развод, и я буду представлять интересы его жены?
— Для начала мы подрежем вам веки. И немного ботокса, как вашему другу Сене. На лоб, вокруг рта и вот тут. Я бы, конечно, посоветовала вам еще и пилинг. Это чуть-чуть неприятно, но потом у вас будет новая молодая кожа! Еще мы вам введем золотые нити. Этот каркас будет вам идеально держать лицо. Ну и, конечно, липосакция…
Я сказал, что подумаю, и вернулся на работу. Мысль о том, что меня будут резать, пилинговать и внутривенно что-то вливать, не покидала целый день. Напрашивался опрос общественного мнения о необходимости и целесообразности мучений и пыток. Первой на пути попалась коллега Жанна Раппопорт. На мой вопрос, нравлюсь ли я ей и выгляжу ли я на свой возраст или на чужой, она закрыла дверь, сняла деловой пиджак и тихо железным голосом сказала:
— Я ждала этого пять лет…
…Дома я зашел с другой стороны:
— Дорогая, я серьезно решил заняться омоложением. Что ты думаешь насчет пилинга, липосакции и тестостеронных инъекций?
Женская логика сокрушила весь опрос общественного мнения еще раз:
— Мы столько лет вместе. Ты можешь раз в жизни честно сказать, как зовут эту б…, ради которой ты готов на все?!
Отвечать, что «б…» — это только она, так как я делаю это и для нее тоже, мне показалось неправильно из тактических соображений: любимая держала в руках чайник, поэтому я промямлил что-то невнятное и замял тему.
Последним ударом по выяснению мнения народа был скоротечный диалог в ресторане «Ла Маре» на следующий день. Поправляя бабочку около раздевалки и с удовольствием поглядывая на себя в зеркало, я заметил, что туда же смотрит и яркая блонда неопределенных лет с кровавым оскалом губ и ногтей (вампиры, как известно, не стареют).
— Нравится бабочка? — задал я вопрос с целью следующим этапом подняться для оценки собственных параметров на десять сантиметров выше.
— Тыща двести — будем вместе! — последовал неожиданный, но ожидаемый ответ, и тут же губки сложились для чего-то в трубочку.
— Рублей? — спросил я. И… мы расстались навеки… Причем у одного из нас был оскорбленный вид.
Исследования на этом прекратились сами собой.
Через пару дней я решил свести вместе Изю (оказалось, что клиника частично принадлежит ему… кто бы сомневался) и Сеню. Мы все вместе должны были как-то определиться…
Изя сказал, что втроем мы должны пойти в какое-нибудь «телкосъемное» место типа «Кофемании» на Никитской улице около консерватории. Как я и думал, Сеня и Изя вцепились друг в друга мертвой хваткой. Я присутствовал при становлении корпорации «Смотрите правде в лицо изнутри» и радовался, что от меня, кажется, отстали навеки… Четыре феи, сидящие за соседним столиком, не отрываясь смотрели на нас. Они были хороши собой и выглядели очень прилично. Место встречи было выбрано правильно. Я начал снова задумываться о нитях в щеках…
Наконец одна из них подошла к нам и сказала:
— Дорогой Александр Андреевич! Если вам станет скучно с этими господами, которые все время о чем-то говорят между собой, пересаживайтесь за наш столик. Мы все ваши фанаты. Очень бы хотелось с вами поболтать. Хотя бы десять минут. Пожалуйста.
Сеня с Изей нахохлились:
— А мы что, девушки, вам не нравимся? Так сказать, рожей не вышли? Не красивые что ли?
— Что вы, дяденьки, — с издевательской ухмылкой ответила очаровашка. — Нравится или не нравится — это некая иная субстанция, к господину Добровинскому отношения в данном случае не имеющая. Женщин, в частности нас, сидящих за соседним с вами столом, возбуждает мужской ум и юмор. И вот когда ты это осознаешь, мужчина становится абсолютным красавцем. И он уже не просто нравится. В него влюбляешься. Вы идете, Александр Андреевич?
Я сидел почему-то красный, как вареный лобстер. Непонятно почему, мне было жутко стыдно. Мои старинные друзья разыгрывали затянувшуюся сценку с открытыми ртами из фильма «Молчание козлят». Я посидел еще пятнадцать секунд, потом встал, оставив друзьям недопитый кофе на чай, и пересел за соседний столик.
Больше об омоложении я не думал.
Александр ДОБРОВИНСКИЙ, адвокат
lechaim.ru