Александр Бовин и Полина Капшеева. Фото из архива автора
— Александр Евгеньевич, каким, на ваш взгляд, должен быть идеальный дипломат?
— Ну, во-первых, элегантным. Не как рояль, а просто элегантным. Умным, симпатичным, контактным, образованным — что еще?
— Вы нарисовали портрет идеального мужчины вообще.
— Нет. Измените окончания всех перечисленных прилагательных на женские — получится дипломат-женщина.
— В этом случае, думаю, вы рисуете портрет идеальной жены.
— Почему же? Для жены вовсе необязательно быть, скажем, образованной.
— Вы полагаете?
— Это, к счастью, не мое мнение, а один из подарков Гименея.
— Какой, в таком случае, вы видите идеальную жену?
— Я предпочел бы покинуть недосягаемые вершины идеалов. Чужую жену еще можно идеализировать, да и то временно. Ну а своя бывает идеальной, пожалуй, только в медовый месяц.
— Вы сами женаты один раз?
— Два.
— Так что, в общем-то, какое-то стремление приблизиться к идеалу было?
— Молодой был, глупый.
— Так и не приблизились?
— Слава Богу, что нет. Хорошая у меня очень жена, умная, образованная, прекрасный борщ умеет варить, ругает меня в меру. Возможно, следующая была бы еще лучше. Но, скорее всего, хуже. Поэтому я остановился. Все, с альпинизмом покончено.
— Вы мне как-то жаловались, что Лена Петровна не разрешает вам носить шорты. Запрет снят?
— Если бы… Говорит, что если я, старый толстый дурак, выйду в шортах, все будут смеяться. Пытаюсь втолковать ей, что в Израиле на такие вещи внимания не обращают. Ходи, в чем хочешь, а в шортах еще и кожа дышит. Но жену мои аргументы не убеждают. И я сдаюсь. Пусть кожа не дышит. Черт с ней.
— Вы вообще уступчивый человек?
— Кто его знает… Лена Петровна, наверное, думает, что — нет. А я думаю, что — да. Я, скажем, всю жизнь ее пилю: делай по утрам зарядку. А она не делает, и я уже перестал настаивать. Но зато когда она говорит, чтобы я меньше ел, отвечаю: я же перестал приставать к тебе с зарядкой, так дай мне поесть спокойно.
— А вы делаете зарядку?
— Да. Стараюсь быть в норме. Уже давно держусь в одном весе — меня это устраивает.
— Но говорят, что вы гурман.
— Пожалуй, нет. Не тяну на гурмана и не претендую на это звание. Гурман любит изысканную кухню, а я — грубую, но вкусную. Скажем, хаш — это примерно то, что здесь называется «марак регель». Или крупно порезанный рубец с чесночным соусом. Или хороший борщ, солянку. Все это народная кухня. Я как-то был во Франции гостем министерства иностранных дел. Там все тоже решили, что я гурман. А считается, что самая изысканная французская кухня — в Лионе. Меня повезли туда, привели в роскошный ресторан. Принесли какие-то невероятно красивые тарелки, на которых было нечто затейливое и неведомое. Тает во рту, но не могу понять: мясо это или, может быть, рыба? Или курица? Хвалю, разумеется, и говорю «спасибо». Потом, когда торжественный эскорт удалился, я попросил переводчика свозить меня на рынок. Дело в том, что, будучи журналистом, я посещал разные страны, города и веси. Командировочных денег давали очень мало, а кушать-то хочется. Опытным путем установил, что в любом городе около рынка есть забегаловки для крестьян, приезжающих торговать. Там всегда подают огромные, вкусные и очень дешевые порции. Поел — и бегай целый день. Так получилось и в Лионе. Наткнулись как раз на мой любимый рубец. Именно такая полукрестьянская еда по мне.
— Думаю, что в Израиле вы не страдаете по поводу ее отсутствия?
— Ни в коем случае. Кстати, вчера у нас были гости, а мы с Леной очень стараемся, чтобы гости остались довольны. Я заказал в ресторане «Казачок» вареники с вишней, привезли, и даже с бутылочкой сока, — все что положено. Прекрасная штука.
— Кто-то мне рассказал, что вы то ли ругали известного поэта Михаила Генделева, то ли хвалили за его кулинарные рецепты. Правда ли?
— Наполовину. Я говорил, что уважаю профессионализм, поэтому политические статьи Генделева не читаю, а читаю его «чистые тарелки». Даже сделал пару соусов по его рецептам.
— А вы удовлетворены своей сегодняшней работой?
— Интересно. В этом смысле я всю жизнь свою прожил при коммунизме: всегда занимался интересной работой. Она была для меня не средством к существованию, а средством самовыражения.
— Ваше определение коммунизма сводится к наличию интересной работы?
— Во всяком случае, это одно из необходимых составных.
— Все еще верите в победу коммунизма?
— Слова часто играют плохую роль. Слово, понятие «коммунизм» достаточно дискредитировано и при употреблении вызывает, как минимум, скептическую улыбку. Но как философ, социолог, ученый, я не могу себе представить, что рыночное хозяйство — финал, конечная фаза развития человечества. Не хочу и не могу допустить, что общество, где люди живут на конкурентной основе, где тебе хорошо, а другому из-за этого плохо, станет концом истории. Надеюсь, что когда-нибудь люди поумнеют до такого уровня, что создадут общество справедливое. Пожалуйста, назовите это как угодно, для меня терминология не играет роли.
— Может быть, уместен термин «уравниловка»?
— Только в плане равных прав и возможностей. При этом один будет умным, другой — дураком; один полетит в космос, а другой будет продавать шуварму.
— Как вы воспринимаете свою безмерную популярность в Израиле?
— Вы явно преувеличиваете. Но ко мне действительно многие хорошо относятся. Если иметь в виду «русских», то живу здесь капиталом, наработанным в России за двадцать лет, в течение которых занимался журналистикой. В Израиле капитал этот только трачу.
— В России сейчас модно приглашать на презентации различных коммерческих структур Пугачеву, Вайкуле, Киркороа, Леонтьева… В Израиле же подобные мероприятия не обходятся без Бовина.
— И опять же не преувеличивайте. Иногда приглашают как посла, просто по должности. Нечто вроде «свадебного генерала».
— Всегда принимаете приглашения?
— Если считаю, что это важно. Вот недавно впервые в Израиле открылось представительство нашего банка, естественно, я был на презентации. Или, тоже впервые в Израиле, в Ришон ле-Ционе открылся великолепный магазин «Оптика» известной лениградской фирмы. Тоже был там, потому что считаю это дело очень важным с точки зрения российско-израильских отношений.
— А если приглашают на открытие, скажем, олимовского кафе, идете?
— Если знаком с хозяином или заранее знаю, что там будет что-то вкусное, — пойду.
— Я приглашу вас к себе на вкусный обед или ужин, приедете?
— Лама ло? ( Почему бы нет?) Я с удовольствием хожу в гости, если нахожу время.
— За два месяца, в течение которых вы издевались надо мной, откладывая эту встречу, усвоила, что найти время вам сложно.
— Простите, издевались надо мной вы, а не наоборот.
— Именно поэтому вы сочли возможным употребить в разговоре, хоть и телефонном, странное в устах посла выражение: «Вы меня затрахали»?
— Что вы имеете против? Я много раз слышал это выражение во время демонстрации западных кинофильмов с русским переводом. Жена, правда, в подобных случаях вздрагивает. Я оказался более стойким.
— Мне рассказывали, что вы очень хорошо танцуете.
— Когда-то, безусловно, танцы были моим любимым занятием. Вы, наверное, не застали того времени, когда были популярны танцплощадки. Я был владельцем абонемента. В городе Хабаровске летом каждый вечер ходил танцевать. У меня был коронный номер — вальс-бостон, за него с гарантией получал призы на всяких конкурсах. Тогда в моде были бальные танцы: па-де-патинер, па-де-грас, краковяк, мазурка — все их я мог исполнять.
— А сейчас — слабо?
— Ноги болят. С палочкой вальс-бостон не потанцуешь. Теперь даже хожу мало. Заколдованный круг: чем меньше двигаюсь, тем хуже для меня, а ходить больно. Пытаюсь заставить себя хоть здесь, в кабинете, каждый час вставать и делать несколько движений, как в тюремной камере, от стенки к стенке. Или дома совершить прогулку вокруг бассейна.
— Журналистику вы в Израиле забросили?
— Пишу регулярно. Сегодня утром успел уже написать очередной опус. Только раньше мои сочинения читали десять миллионов, а сейчас — десять человек.
— Пишете «в стол»?
— Нет, для начальства. Пишу всякого рода информации, даю свои анализы, прогнозы.
— Однако недавно вы издали книгу.
— Было дело. Книжка называется «В «Известиях» и Тель-Авиве». В нее вошли мои последние статьи в «Известиях» плюс кое-что о тель-авивской жизни: — интервью со мной, ругательные письма в мой адрес, какие-то хохмы, стихи обо мне из ваших газет. И только к последнему материалу — «Израиль глазами олим ми Русия» — я приложил руку: нарезал из газет выдержки из олимовских писем и соединил их, стараясь, чтобы меня особенно видно не было.
— Александр Евгеньевич, в вашем кабинете висят рядом портрет президента России и карта Израиля. Как вы полагаете, доволен ли был бы господин Ельцин таким соседством?
— Было бы странно, если бы у меня висела карта Руанды. Думаю, господин Ельцин понимает, что в кабинете посла России в Израиле должна висеть карта именно Израиля.
— Некоторые говорят, что их раздражает большое скопление евреев в одном месте и в одно время. А вас?
— Раньше я считал аналогичные вопросы бестактными. В Израиле поумнел. Будем считать ваш вопрос риторическим.
— В одном интервью с вами, я прочла, что вы штудируете Тору. Это правда?
— Действительно, каждую неделю, сверяясь с календарем, читаю соответствующую главу. Более того, завел специальную толстую тетрадь, куда выписываю наиболее интересные места. Читал, конечно, и раньше, и не только Тору, но и всю Библию. А сейчас именно штудирую, изучаю, и, надеюсь, это полезно для моей работы.
— С одной стороны, приходилось слышать, что вы антисемит (этот вопрос я снимаю как бестактный или риторический), с другой — что вы скрытый еврей.
— Как вы знаете, в Москве издают Российскую еврейскую энциклопедию, первый том уже вышел. В нем содержатся биографические справки об известных евреях, живших в Советском Союзе. Естественно, производятся генеалогические изыскания. В процессе исследований мне позвонил человек, участвовавший в них, и сообщил: «Мы тебя проверили до пятого колена. Знаешь, ты — не еврей».
Беседовала Полина КАПШЕЕВА