Автор: Светлана НОВИКОВА-ГАНЕЛИНА http://story.ru
Майя Кристалинская — звезда эстрады шестидесятых. То было ее время, и тут же вспоминаются ее сияющие глаза и ямочки на щеках: она не успела состариться, оставшись в нашей коллективной памяти молодой.
Звезда МАИ
…Московский авиационный институт им. Орджоникидзе — один из самых известных московских вузов, несмотря на свою засекреченность. Но студенты МАИ всегда находили время для танцев, пения, чтения стихов и даже для постановок спектаклей. Из стен МАИ вышли не только инженеры, но и писатели-сатирики, артисты и, как это ни странно покажется, дипломаты самого высокого ранга.
Знаменитая Кристалинская, которую в стране в шестидесятые-семидесятые знал каждый, тоже закончила МАИ.
…Поступала она всерьез, певицей быть не собиралась, да и в семье никто не пел. Правда, двоюродная сестра отца, Лилия Кристалинская, была актрисой Музтеатра им. Станиславского, а ее муж, Павел Златогоров — известным режиссером, ближайшим помощником Немировича-Данченко.
Благодаря «тете Лиле» и «дяде Паше» еще девочкой Майя пересмотрела весь репертуар театра. В квартире Златогоровых, в доме театральных работников в Глинищевском, где фасад украшен рельефами и мемориальными досками, маленькая Майя познакомилась с самим Михоэлсом, возглавлявшим Еврейский театр, и Зускиным, главным актером этого театра. Да и с примадоннами — Надеждой Кемарской и Софьей Голембой. Здесь часто собирались артисты, атмосфера была богемной и в то же время располагающей, культурной. Изящное общество, уют, респектабельная, уютная, богатая квартира — ведь сама Майя жила, как и большинство в те годы, в коммуналке. Ее отец, Владимир Григорьевич, очень плохо видел, зарабатывая на жизнь довольно экзотическим способом — придумывал головоломки и кроссворды, которые охотно публиковала «Пионерская правда». Мама, Валентина Яковлевна, была домохозяйкой, занималась детьми — у Майи была еще сестра.
Помимо ребусов, отец Майи вел занятия в Доме пионеров (который потом стал Центральным Домом детей железнодорожников) на Басманной. В этом небольшом прелестном особняке в стиле модерн открылось множество кружков и секций, но особенно почитался хор, которым руководил брат Исаака Дунаевского — Семен Осипович.
Десятилетняя Валя Котелкина жила на Басманной и пела у Семена Осиповича в хоре. Зная, что Валя любит стихи, Семен Осипович показал ее Кристалинскому, и она стала посещать его кружок, где читали стихи, пели смешные песенки, разыгрывали сценки. А потом в Валин класс пришла новенькая, Майя Кристалинская, дочка Владимира Григорьевича, и девочки подружились на всю жизнь. В школе Майя пела на вечерах, причем слету, без всякой подготовки — под рояль, который стоял в актовом зале и аккомпанемент школьниц. Ее хвалили, пела она чисто, с артистизмом, но делать из этого профессию? И в мыслях не было.
С дипломом инженера
…Когда Майя надумала поступать в МАИ, то потянула за собой и Валю, которой было все равно, лишь бы вместе, и девочки подали документы на факультет экономики самолетостроения.
Институт они закончили в пятьдесят пятом. Вместе с корочками, где значилось «инженер-экономист», им выдали и распределение — на Новосибирский авиазавод. Далеко от дома? Ничего, главное — вместе. И потом, в Новосибирске есть оперный театр, можно ходить в оперу. Собирались капитально: утюг, кастрюльки, одежда на все времена года. В Омске у вагона девочки увидели арестантов, унылых, грязных, с обреченными лицами. Настроение мгновенно испортилось, ночь перед Новосибирском была бессонной…
Сдав багаж в камеру хранения, девочки отправились на завод. Новосибирск показался им пригородом, заводской окраиной — низкие мрачные дома, всюду грязь… Их потрясло, что здесь до сих пор передвигаются на бричках — причем солидно одетые люди, крашеные женщины в габардиновых пальто и мужчины в шляпах. Это было поразительно — в Москве к середине пятидесятых лошадей уже не было, а на периферии — пожалуйста.
Замдиректора завода встретил девушек неприветливо:
— Специалисты?
— Да.
— Из Москвы? Из самой столицы?
— Да.
— Семьсот тридцать рублей, плановик. Оформляйтесь…
И вышел из кабинета. Они прождали пять часов, но ничего не добились, ни гостиницы, ни общежития. Секретарша, пожалев девочек, отвела их в «красный уголок». Ночевали на диване. Назавтра пошли к директору. Тот предложил кое-что еще похлеще, должность распреда, выдавать рабочим детали. Тогда они попросили отпустить их обратно. Директор решительно отказал и велел перевезти вещи из камеры хранения.
…Поселили их в комнате при бухгалтерии, которую они окрестили «казематом». Вечером слушали по радио Москву и плакали. Утром, позавтракав, почувствовали тошноту. На заводе всё было ужасающим, отталкивающим: грязный цех, матерящиеся женщины, рабочий день — 10-12 часов…
И девочки решили уехать. Переночевав на вокзале, они садятся в общий вагон и едут назад, в Москву, с остатком сухарей и десятью рублями. Этой незатейливой еды хватило ненадолго, теперь их подкармливают попутчики. А один летчик, «очень симпатичный и очень безнравственный» (как выразилась Валя, потому что он предложил ей уехать с ним) обещал помочь, через дядю, областного прокурора.
… Обе понимали, что за дезертирство никто их по головке не погладит, но, конечно же, не могли и представить, чем обернется их бегство. А Новосибирский завод тем временем послал в Москву ходатайство о привлечении к …уголовной ответственности выпускников Московского авиационного института гр. Кристалинской М.В. и Котелкиной В.И., самовольно оставивших место работы.
В те времена (прошло всего два года после смерти усатого), было принято не выпускать рабочих и инженеров из цехов по нескольку суток.
Однако обошлось — в Министерстве авиапромышленности их все же пожалели. Начальник главка был рецензентом Майиного дипломного проекта (кстати, получившего оценку «отлично»), успел с ней самой познакомиться и решил не ломать жизнь девчонкам. Вот как раз он и пристроил обеих на работу — в КБ генерального конструктора Яковлева.
…Первой машиной, которую им дали обсчитать, стал ЯК-18А в 260 лошадиных сил, небольшой учебно-тренировочный самолет. На некоторых отдаленных аэродромах его еще можно было увидеть. Целый день девушки чертили и вели расчеты, а в обеденный перерыв народ из окрестных лабораторий сбегался на концерт, где Майя пела.
Возраст любви
…Тогда был безумно популярен аргентинский фильм «Возраст любви» с великолепной Лолитой Торрес в роли красавицы Соледад, обладавшей чистым голосом, изяществом и особым латиноамериканским шиком, что сводило мужчин с ума. Кристалинская пела по-испански и по-русски песни Торрес-Соледад — «Не смотри на меня» и «Коимбра» («Мой город родной, знаменитый…»). На ее концерты сбегался весь отдел аэродинамики — если Майя пела что-нибудь другое, неизменно требовали «Коимбру».
В те годы она не была профессиональной певицей, но зато у нее был контакт с публикой. Ее первый выход на сцену еще на первом курсе во время концерта институтской самодеятельности, где она пела
Далеко, далеко,
Где кочуют туманы,
Где от легкого ветра
Колышется рожь,
Ты в родимом краю,
У степного кургана,
Обо мне вспоминая,
Как прежде, живешь…
научил ее не зажиматься, не бояться, что забудет слова, а получать удовольствие от пения и делиться им с залом. После первого же выступления Майю пригласили в агитбригаду.
В МАИ, как во всяком солидном вузе, сколачивали агитбригады и посылали выступать по селам, колхозам, маленьким городишкам, по всей огромной стране. Однако далеко не во всяком институте в бригаде могут оказаться Галина Карева и Майя Кристалинская.
Галина Карева была не просто хороша собой, она была изысканно красива, к тому же с оперным голосом. Вскоре Галина ушла из МАИ в музучилище, став впоследствии солисткой оперы, сначала в Куйбышеве, потом — в Мариинском, в Петербурге. Карева была всего двумя годами старше Майи, но намного опытнее, Майя ведь даже нот не знала. «Тебе нужно учиться, Майка. Из тебя хорошая певица получится.
Так Кристалинская, выиграв огромный конкурс, поступила в хор при Центральном Доме работников искусств. Это был огромный коллектив, сто пятьдесят человек, и руководила им известный педагог Елизавета Алексеевна Лобачева. Майю она заметила сразу — «женственная девуленька, камерный голос — высокий альт, тембр необычный, красивый, с грудными нотами».
В преддверии Оттепели
Наступила середина пятидесятых, преддверие Оттепели, обнадеживающее время. В воздухе чувствовалось обновление, оживление, повеяло молодым и свежим — стали, например, появляться самодеятельные театры эстрадных миниатюр.
В МАИ зазвучал «Телевизор», у медиков на Пироговке — «ВТЭК» (Врачебный театрально-эстрадный коллектив) с Григорием Гориным, Аркадием Аркановым и Альбертом Аксельродом.
В ЦДРИ появился «Первый шаг», эстрадный ансамбль, где сияли будущие звезды: Илья Рутберг, Савелий Крамаров, Гюли Чохели, Майя Булгакова… «Первый шаг» был большим ансамблем — в него входил и квартет «Четыре Ю», и вокальный квартет «Улыбка», и танцевальная группа, и джаз с Гараняном… После конкурса в «Первый шаг» было отобрано человек сто, из них пятьдесят — оркестранты. Майю туда приняли без конкурса, в обход сложившейся традиции. Попала она туда с благословения Елизаветы Алексеевны, которая поняла, что ее хор уже дал ей все, что мог.
Сегодня слушает он джаз…
…На июль-август 1957 года в Москве наметили мероприятие «планетарного масштаба» — VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Задача государственного размаха — нужно было пустить пыль в глаза всему миру, продемонстрировав достижения пролетарского государства в наилучшем свете. Показать всё, что у нас было и даже то, чего отродясь не было — скажем, тот же джаз, который в СССР не поощрялся. Зато теперь пришло время щегольнуть, в том числе и джазом.
ЦК комсомола поручил молодому композитору, дирижеру и пианисту Юрию Саульскому создать джаз-бэнд не хуже западных. Саульский пригласил Майю, коллектив был в основном любительский, и заниматься пришлось очень напряженно. Зато ребята выступили прекрасно, даже стали лауреатами.
Восьмого августа, в день, когда раздавали награды фестиваля, в газете «Советская культура» опубликовали информационное сообщение обо всех лауреатах. Джаз ЦДРИ под управлением Саульского, однако, не назвали. В этом же номере на последней полосе была опубликована подлейшая статейка «Музыкальные стиляги». По Молодежному оркестру ЦДРИ под управлением Юрия Саульского проехались танком, чего там только не было — и «рявканье тромбонов, вой саксофонов, грохот ударных», и «заигрывание со зрителем», и «длинноволосые стиляги в утрированно узких и коротких брюках». Чувствовалось, что это — заказуха. Как потом выяснилось, «заказали» ее даже не в ЦК, а сами …композиторы, чью музыку оркестр ЦДРИ проигнорировал. Последовали, ясное дело, оргвыводы: Саульского с оркестром выкинули из Дома работников искусств. Музыканты пошли работать кто куда (лучших саксофонистов, в том числе Гараняна, взял к себе Олег Лундстрем), и эта статья потом еще долго многим вспоминалась…
Скоротечный брак
В том же «фестивальном» году Майя вышла замуж. Произошло это внезапно, как-то неожиданно для всех, включая жениха и невесту. 30 апреля в Политехническом музее был вечер, на котором выступали участники Всемирного фестиваля. И среди них — джаз ЦДРИ с Майей и коллектив Первого мединститута с Аркадием Аркановым. Будущая знаменитость Арканов тогда был никому не известен, заканчивал медицинский и занимался во «ВТЭКе». Девушка из ЦДРИ ему сразу понравилась, и его дружок начал подначивать: «Слабо тебе с ней познакомиться?» Для Арканова никаких «слабо» не существовало, и он в тот же вечер пригласил Майю в ресторан ВТО, где тогда собиралась вся театральная Москва. Там ее узнали и попросили спеть — и Майя вышла к микрофону. Арканов проводил ее до дома и назначил следующую встречу на 9 мая.
В 24 года, наверно, ничего не страшно, и Арканов тут же сделал Майе предложение. Через пару дней они подали документы в ЗАГС. Он ничего не сказал родителям, сообщив матери, что официально женат — увидев свидетельство о браке, мать Арканова почему-то пришла в состояние шока. Свадьбу устроили скромную — родственники с обеих сторон и несколько приятелей. Было как-то совсем не весело, отец невесты, чтобы разрядить атмосферу, раздал гостям свои головоломки.
С родителями мужа отношения у Майи не складывались, жить было негде, и у метро «Аэропорт» за 50 рублей в месяц отыскалась комнатка в коммуналке. В день выборов Арканов ехал к своим родителям, голосовать по месту прописки. «Когда ты придешь? — спросила Майя. — Думаю, что я не приду вообще». Слово он сдержал и больше никогда не возвращался.
Пессимизм и беспросветность
Из КБ она ушла, когда миновали три обязательных года. Теперь Майя уже чувствовала себя профессиональной певицей, ездила на гастроли по всему Союзу с оркестром Лундстрема. Но вскоре она попала под сокращение и тут же стала солисткой оркестра Эдди Рознера. Майя выступала с Бернесом и Кобзоном, пела песни Пахмутовой, Колмановского, Островского. Ее отношения с телевидением знавали разные времена. В эпоху, когда советский человек не имел права на грусть, Кристалинскую время от времени убирали с голубых экранов. В «Советской культуре» песне Колмановского и Евтушенко «В нашем городе дождь» была посвящена даже отдельная — как водится, разгромная, — статья за «пессимизм и беспросветность», за «дореволюционный салон с пошлыми интонациями».
Как-то раз Майе и Гелене Великановой предложили дать концерт на двоих в Театре Эстрады. Великанова согласилась с условием, что ей дадут второе отделение. У Кристалинской было первое, и она «взяла» зал, затмив Великанову и сорвав бешеные аплодисменты. Та не могла простить чужого успеха и попомнила Майе ее триумф, проголосовав против присуждения Кристалинской звания Заслуженной артистки. Со временем звание всё же появилось, но до народной Майя не дожила….
К пятидесяти годам ей уже стало тяжело выступать. Она болела давно, уже лет двадцать, но как-то спасалась: оперировалась у Вишневского, лечилась у крупных гематологов, облучалась, проходила курсы химиотерапии. Ее второй муж (замуж она вышла в конце шестидесятых за архитектора Эдуарда Барклая) строго следил за приемом лекарств жены. Из-за болезни Майя не могла иметь детей, но жили они с Барклаем интересно и дружно, принимали гостей, путешествовали.
Летом 1984-го, в то самый день, когда они уже было собрались лететь на курорт, Барклай разбудил ее в шесть утра, пожаловавшись на плохое самочувствие. Скорая увезла его уже без сознания, спустя пять дней его не стало…
«После того, как ушел Эдик, мне стало неинтересно жить», — говорила Майя. Ровно через год, в день его похорон, она умерла.
Майю Кристалинскую помнят до сих пор — ее прозрачный голос, лиризм, какое-то особое изящество. С тех пор как умерла Кристалинская, много воды утекло, появились новые кумиры.
И тем не менее…