Советская Украина, лето-осень 1941 года. Поспешно готовится оборона, но вот уже армия отступает, тянутся колонны пленных красноармейцев, на берегу Днепра брошены грузовики, немецкие войска уничтожают дома из огнеметов, а где-то захватчиков встречают цветами и праздничными шествиями. Срывают портреты Сталина, появляются флажки со свастиками и плакаты «Гитлер – освободитель».
Львов: трупы казненных в тюрьме НКВД перед отступлением советских войск и еврейский погром. Киев: кинокамера случайно фиксирует первые взрывы на Крещатике, и вот уже центр города лежит в руинах. Ответом на организованное НКВД и советскими саперами минирование города стало стремительное уничтожение еврейского населения Киева (здесь авторы явно перепутали причину и повод — минирование было не более чем поводом для расправы — прим. ред.). Десятки тысяч людей были убиты за два дня.
В фильме Сергея Лозницы «Бабий Яр. Контекст» собраны документальные свидетельства событий, которые привели к трагедии сентября 1941 года. В российских и немецких архивах хранятся фото- и видеоматериалы первых месяцев войны, как известные, так и неизученные, работы профессиональных операторов и любительские кадры. Фильм, снятый при поддержке Мемориального центра Холокоста «Бабий Яр», продолжает цикл документальных картин Сергея Лозницы, посвященных событиям советской истории: «Событие» (Ленинград в дни путча 1991 года), «Процесс» (суд по делу Промпартии), «Государственные похороны» (всенародное оплакивание Сталина).
Чувствительные кинозрители, которые стремятся оградить себя от дискомфортных переживаний, вряд ли смогут провести два часа в кинозале, где показывают этот фильм, посвященный неописуемым злодеяниям и обстоятельствам, превратившим людей в чудовищ. Нет никаких комментариев, только кадры кинохроники и фотографии. За 1941 годом следует 1943-й, немцы покидают Киев, со стен срывают плакаты «Гитлер – освободитель», для иностранных корреспондентов проводят экскурсию по местам массовых расстрелов, и готовится возмездие. На Киевском процессе звучат душераздирающие показания об убийствах евреев, в том числе свидетельство актрисы Дины Проничевой, а затем на главной площади города проводят публичную казнь подсудимых. Многим организаторам расстрелов удается уйти от ответственности, но и советская власть не стремится их разыскивать и наказывать. Антисемитизм становится государственной политикой, решение о создании памятника жертвам массовых убийств отменяют, и в овраг начинают сбрасывать отходы кирпичных заводов. Пульпа, заполнившая Бабий Яр, станет причиной еще одной трагедии, прорыва дамбы и гибели сотен людей в 1961 году.
Премьера фильма прошла 11 июля на Каннском кинофестивале.
В интервью Радио Свобода Сергей Лозница говорит, что «Бабий Яр. Контекст» – фильм о беспамятстве, забвении и прошлом, которое может стать настоящим:
– Я давно готовился к фильму «Бабий Яр», я в этом материале уже 8 лет. В последние годы в Киеве начал активно работать Мемориальный центр Холокоста «Бабий Яр», и его художественный руководитель Илья Хржановский предложил мне участвовать в работе. Мне удалось найти в архивах материалы, которые касаются этой темы, не все есть в фильме, и я их использую в будущем. Мне удалось показать в картине некоторые эпизоды нашей уже давней – три поколения прошло – истории, которая оказалась совсем недавней и даже насущной.
– Вы планировали снять игровой фильм «Бабий Яр», сценарий уже готов. «Бабий Яр. Контекст» – это заменитель фильма или пролог к нему?
– Эти две картины будут дополнять друг друга. Сценарий игрового фильма написан по воспоминаниям. В документальном фильме собрано то, что возможно было снять в ту пору. Может быть, что-то еще сняли, но это не сохранилось или хранится в архивах, к которым у нас нет возможности достучаться. Игровой фильм будет показывать другую сторону – механизмы, как это все выстраивается, почему люди попадают в ситуацию, из которой никакого выхода нет. Важно понимать, что и как происходило, важно понимать это именно сейчас, потому что кажется, что история свершилась и где-то там осталась. Нет, ничуть. Существует противодействие созданию мемориала «Бабий Яр». За 50 советских и 30 постсоветских лет не было создано мемориала. Три поколения прошло, а эта трагедия до сих пор болезненна и не высказана полностью. До сих пор нет единого взгляда, консенсуса, нет рефлексии, и это очень опасно.
– Я смотрел ваш фильм и думал, что человечество за 80 лет не так уж далеко ушло от 1941 года. На нашей с вами памяти произошли подобные события в Руанде, в Сребренице, в Чечне…
– И сейчас происходят в Беларуси. Какие-то группы в масках выскакивают из автобусов, кого-то хватают. Это же пролог, это первые шаги, а дальше что будет? Полная безнаказанность влечет следующие шаги, это так не останавливается. Очень важно понимать механизмы. В то время эти механизмы себя проявили в полной мере. Сейчас, с дистанции, мы можем проанализировать, что происходило тогда, увидеть, как одно событие сцепляется с другим, как резкие неверные шаги ведут в абсолютную пропасть. Я посетил много мемориалов, где рассказывают, что происходило в том или ином бывшем концлагере, но никто не говорит, что нам делать в такой ситуации, если это вдруг вернется. Что делать человеку, когда линчуют на его глазах? Как остановить погром, как себя вести? Как вести себя в таких ситуациях, от которых никто не застрахован? Когда идет война, настолько тонким становится этот культурный слой, который оберегает нас от варварства и дикости. Важно сказать правду до конца, важно об этом думать, понимать причины.
– Еще один вывод, который может сделать зритель вашего фильма, – мизантропический. Если говорить словами Артура Кестлера, что человек – это ошибка эволюции. Вам близка такая точка зрения?
– Нет, не близка. Если бы я так думал, я бы этот фильм не делал. Ошибка эволюции, тут уже ничего не поделаешь. А я все-таки надеюсь, что можно достучаться. Я разделяю взгляд Хичкока на любой криминал – это определенное состояние. Он его определил в фильме, который так и называется – Psycho. Это состояние, когда человек совершает ужасные вещи: он впадает в это состояние и потом из этого состояния выходит, он уже не тот, который совершал эти кошмарные вещи. Это такая странность человеческого существования. Так что все-таки есть возможности удержать людей. Прежде всего, это образование, воспитание. Я не думаю, что в Европе можно такое легко развернуть. Там, где существует общественная жизнь, есть социум, все это сделать гораздо сложнее, а может быть, – я очень в это верю – невозможно, если люди в большинстве своем достигли определенного сознания и понимают, как ими манипулируют. По собственной инициативе и по собственной воле они бы никогда не пошли на такое. Это не снимает ответственности с человека, человек должен развиваться до такой степени, чтобы не стать таким никогда.
– Германия и была такой цивилизованной страной с общественной жизнью.
– Когда Карла Густава Юнга спросили, что делать с немцами, он сказал, что большую часть нации нужно лечить. Бывают впадения в такое состояние. Но Германия вышла из этого состояния, это было помутнение. А все, что называлось Советским Союзом, впав в это жуткое состояние еще в Гражданскую, не вышло из него. Люди оттуда выбираются с огромным трудом. Даже не было анализа, как это произошло. Есть историки, которые замечательно об этом говорят, но большинству населения Советского Союза это и не нужно, и этого не хочет верхушка. Зачем открывать архивы, их лучше запечатать до 2048-го, а желательно до 3000-го. И вот это на самом деле страшно. И современные события один в один повторяют эту историю. Все возвращается, потому что никакого урока не было извлечено.
– Вы в фильме ничего не комментируете, не предлагаете никаких политических или историософских интерпретаций, но политизированные зрители наверняка найдут в кадрах хроники подтверждения своим идеям. Кто-то скажет: посмотрите, вот режимы Гитлера и Сталина одинаковые. Кто-то скажет: а вот бандеровцы во всем виноваты. Вы поддержите кого-то в этих спорах?
– Я в фильме ничего не комментирую намеренно – это метод. Важно дать возможность зрителю самому попасть в это время, почувствовать его кожей, постараться увидеть, что происходит. У меня такая прививка от советского пропагандистского кино, и я всячески избегаю и музыкального, и словесного, и какого бы то ни было комментария. Хотя, конечно, в фильме мое мнение присутствует, оно существует на более тонком уровне в монтаже, в том, каким образом я сопоставляю каждый эпизод. Сопоставление этих эпизодов создает смысл или подталкивает к размышлению на эту тему.
– В материалах, из которых вы собирали фильм, присутствует официальная хроника, которая делалась для пропагандистских киножурналов, но значительная часть снята любителями. Есть портреты евреев в Лубнах перед убийством, есть цветные снимки вещей убитых в Бабьем Яру, это известные кадры. Где вы нашли и как отбирали материалы? Есть ли в фильме что-то совсем неизвестное?
– Наверное, есть. Например, такой редкий материал, как первый взрыв на Крещатике 24 сентября 1941 года, он был снят случайно немецким офицером и находится в Штутгарте в Земельном архиве. Это очень важный материал, думаю, что его никто не видел. Есть материалы из Мемориала «Яд Вашем», из американских архивов, а основная масса – материалы Красногорского архива и Бундесархива. В Бундесархиве частично это пропагандистский материал из «Дойче Вохеншау». Они снимали довольно активно, камера была на передовой. Другое дело, как они монтировали, как обильно поливали музыкой и текстом. Но можно убрать и музыку, и текст, взять только кадры, перемонтировать их, и они обретут иной смысл. Есть материалы, которые снимались советскими пропагандистами в Киеве и Тернополе. Очень мало советского материала первых месяцев войны, а немцы снимали активно.
Фотографии, которые вы упомянули, – это пленки фотографа Йоханнеса Хеле, они обнаружились в Германии, Гамбургский институт социологии получил их от жены фотографа. Это известные кадры Бабьего Яра, которые уже стали иконическими. И перед расстрелом в Лубнах целая пленка: сняты евреи, которых согнали на поле, и они ждут своей участи. Я эти пленки отсканировал в очень хорошем разрешении и почистил, сейчас они выглядят идеально, вы можете делать выставку из этих фотографий. Эти фотографии довольно серьезно впечатляют, когда вы на них внимательно смотрите. Есть у меня в фильме материал из частного архива Карла Хопкинса. Один такой потрясающий материал цветной, я думаю, что его никто не видел: первые месяцы войны, сожженная деревня, пленные идут, немецкие войска мимо проезжают, лица изможденные. Вы могли бы встретить такую сцену в фильме Германа. Снято очень хорошо, это потрясающий материал.
Дмитрий ВОЛЧЕК