25 января Владимиру Высоцкому исполнилось бы 83 года
…Почти столько же, между прочим, сколько знаменитому антисемиту Куняеву, требовавшему не «пиарить» Холокост (ну, за ним много подвигов числится), который, между прочим, жив-здоров и всё еще лауреатствует.
Казалось бы, в день рождения великого барда, поэта, актера и национального символа поминать его врагов (Куняев продолжает строчить «телеги» — теперь ему не нравится «вакханалия» на могиле Высоцкого, и это через сорок лет после смерти, удивительно) как-то не очень уместно, но ведь эта посмертная суета сует вполне себе символична. Высоцкий и при жизни был «нелигитимен» — благодаря разнообразным куняевым, аттестовавшим его песни как пошлые, непрофессиональные, безнравственные, бандитские и пр. (список можете сами продолжить), а поэзию — «непрофессиональной». Профессионалами тогда считались всякие там Боковы и Татьяничевы, члены СП, лауреаты и кандидаты во все места.
…Вообще в отношении Высоцкого власть как-то подозрительно долго держала афронт, не издав ни одного прижизненного сборника его стихов (хотя в те времена издавались откровенные графоманы, вроде того же Куняева, причем солидными тиражами, что означало дачи, поездки, гонорары и прочие привилегии), постоянно стирая записи его интервью и концертов, проверяя бухгалтерию концертных сборов. Могли бы и посадить, в общем, это еще повезло, считайте.
Вот Марка Рудинштейна, в семидесятых-восьмидесятых организатора «подпольных» выступлений Жванецкого и Высоцкого, таки посадили, и в тюрьме он схватил инфаркт. Так что и Высоцкий ходил по краю, но, слава Богу, обошлось.
Так называемый простой народ считал, что Высоцкий — свой человек, он, мол, и сидел, и альпинистом был, и на заводе чуть ли не токарем вкалывал, и чего только ни повидал на своем веку: его обожали настолько, что, считая своим, коренным, русаком, прощали даже «подозрительную» национальность, ведь по отцу, как известно, Высоцкий еврей. Вообще все эти разборки, кто там еврей, а кто вятич-кривич, полянин-древлянин, ныне вошедшие в моду, по-моему, смехотворны, какая-то геббельсовская евгеника. . На низовых уровнях социума это очень чувствуется, но даже там Высоцкого не трогают, максимум могут сказать, что это, мол, навет, фейк, злобная еврейская выдумка, он свой, посконно-домотканый, прямо от сохи. Выразитель, так сказать, чаяний, что в его случае, как ни смешно, — истинная правда.
Вырос он в московском дворе, среди русской школоты, не ощущая ни гордости за империю, ни, наоборот, своего изгойства. Которого попросту не было — в этом смысле он тоже уникум, всенародный любимец, выросший до символа, внятный всем и каждому, интеллигенту и рабочему, бабушке на скамейке и патриотически настроенному дедушке, диссиденту и имперцу, какому-нибудь недалекому вояке и чувствительному интеллектуалу. На Высоцком не поссоришься — его все любят, и любят до сих пор: стоит разговору принять накрениться в опасную сторону, включайте Высоцкого, не ошибетесь.
Александр Наумович Митта рассказывал, что его загулы иногда просто означали внезапные отъезды (Марина Влади очень переживала) — выйдя из дому за пачкой сигарет, он мог сесть в поезд, самолет, на корабль и уже в порту или на перроне его подхватывали (не зная о его приезде, спонтанно), тащили к себе, кормили-поили, умилялись, боготворили, ловили каждое слово, чуть ли не отгул на работе брали и гордились — вот какой у меня гость.
И ведь никто не сдал, не стукнул (были во время этих вояжей и подпольные концерты), и как бы ни боролись органы, пытаясь подловить народ на незаконных магнитофонных записях, наши люди, обычно робкие и подневольные, плевать хотели, записывали и записывали, и эту волну всеобщей священной любви к своему кумиру нельзя было остановить никакими угрозами и посулами.
Кто-то сказал, что Высоцкий и Жванецкий даровали нам чувство тайной свободы, спасли от окончательного обмельчания и, извините, нравственного падения — кроме них, собственно, никого и не было, если иметь в виду столь тотальный успех. Ну и оригинальность жанра. Понятно, что у обоих эта их всенародность — отчасти имидж, оба были образованными и глубокими людьми. Высоцкий, например, любил литературу, хорошо знал классические ее образцы: известное же заблуждение, что, например, Зощенко равен своим персонажам. Наивно путая лирического героя и автора, люди видели и в Высоцком советского «мачо», простеца, своего парня, отсидевшего, как уже говорилось, выходца из люмпенов, с рабочей окраины, в жизни ни одной книжки в руках не державшего.
Парадокс состоит в том, что, в отличие и от Жванецкого и тем более от Зощенко, человека утонченной культуры, Высоцкий в какой-то мере был и мачо, и авантюристом, и лихим, и настоящим мужчиной, и жил на разрыв аорты, и пил, и плевал на условности и пр. И дело не в том, что это «кривляние» на потребу, разработанный имидж, не в том, что маска приросла к лицу, а в том, что он естественно сливался со своими героями, в чем и состоит, собственно, его феномен.
С другой стороны, Дон-Жуан и Гамлет (а его Гамлет прославился, хотя, сами понимаете, роль наисложнейшая) — персонажи уже иного порядка, нежели герои его песен, и культурный код — совсем иной.
И здесь, как учил Станиславский, опять мерцает, пусть потаенно, его личность, где “пораженье от победы не отличить”, личность человека, скованного несвободным обществом и в то же время состоявшегося благодаря ему. По принципу от противного. Дон-Жуан Высоцкого — может, лучший среди всех Дон-Жуанов мировой сцены, ибо он играет не просто развратника и заигравшегося с жизнью циника, а богоборца, воплощенную гордыню, где за дворянской спесью таится горечь личностного поражения.
Говорят еще, что, мол, тексты Высоцкого далеки от подлинной поэзии, что это иной, не пастернаковский, уровень.
Как сказать — пусть это явление иного порядка (я не специалист, чтобы рассуждать о стиховедении), но ведь именно Высоцкий создал новую энциклопедию русской жизни, с ее вечным трагизмом, одиночеством, каким-то холодом небытия, с ее смирением и одновременно внутренним бунтом, с ее невыносимостью, горечью, безлюбостью и фатализмом.
О несостоявшемся музее Высоцкого читайте в материале Виктории Токаревой «Идеальная вдова».
Диляра Тасбулатова