Ощущение того, что США уходят из региона, вносят смятение и растерянность в стане американских союзников на Ближнем Востоке.
С началом 2022 года стратегическая ситуация на Ближнем Востоке будет меняться. Устойчивые прежние представления о регионе — его динамике, основных игроках и властных структурах — будут поставлены под сомнение.
Итак, каковы основные конфликты и линии разлома в наступившем году? Вот четыре тенденции, на которые стоит обратить внимание.
В Израиле в последнее время принято выделять несколько соперничающих лагерей, действующих друг против друга на Ближнем Востоке. В этом контексте указывались четыре основных блока или альянса:
Первый — иранцы, их союзники и марионетки;
Второй — союзники США, включая Израиль, Египет, Иорданию, ОАЭ, Саудовскую Аравию и ряд более мелких игроков;
Третий — страны и движения, отождествляемые с консервативным суннитским политическим исламом, включая Турцию, Катар, правительство национального согласия в Ливии и анклав ХАМАСа в Газе;
Четвертый — сеть региональных отделений салафитского джихадистского политического ислама, а именно: «Аль-Каида» и «Исламское государство».
Однако уже с началом 2022 года стало очевидно, что эта картина не соответствует наблюдаемой динамике региона. Рассмотрим происходящие изменения.
Во-первых, ощущение того, что США уходят из региона, ведет к трещинам и расколам в прозападном лагере. Картина, складывающаяся здесь, непростая. «Соглашения Авраама», подписанные в августе 2020 года между Израилем, ОАЭ и Бахрейном, стали прорывом огромной важности для региональной дипломатии. Соглашения были успешными и на экономическом уровне. Торговля между Израилем и ОАЭ росла впечатляющими темпами, составив 610 миллионов долларов в первом полугодии прошлого года и достигнув миллиарда долларов к концу года. Благодаря этим соглашениям стали возможными новаторские инициативы, такие, как соглашение о сотрудничестве между Израилем и Иорданией, заключенное при посредничестве ОАЭ в ноябре 2021 года. Но на стратегическом уровне все далеко не так уж радужно. Ключевой проблемой стала катастрофическая потеря влияния в регионе США.
ОАЭ и другие страны Персидского залива не могли не заметить растущую неспособность США в последние годы поддерживать дружеские правительства в Египте и Тунисе в начале «арабской весны». Они видели, что Вашингтон не в состоянии обеспечить соблюдение собственных «красных линий» в Сирии и поддержку своих союзников в этой стране во время гражданской войны в 2012-2019 годах. Здесь обратили внимание и на неспособность США адекватно отреагировать на диверсии Ирана против торговых судов Саудовской Аравии и ОАЭ в Оманском заливе в 2019 году, ракетный удар по нефтеперерабатывающим заводам Саудовской Аравии в Абкайке и Хурайсе 14 сентября 2019 года и даже сбитый американский беспилотник в июне того же года. Поспешный и хаотичный уход из Афганистана летом 2021 года подтвердил сложившееся впечатление, что США не хотят брать на себя дальнейшие обязательства перед союзниками в регионе и нести ответственность за происходящие здесь события. Реакцией на действия Америки стал отказ стран Персидского залива от идеи создания военного блока, способного противостоять иранцам — главной угрозе региональной безопасности. Вместо этого в 2021 году ОАЭ и Саудовская Аравия взяли курс на восстановление отношений с Тегераном и его умиротворение. У Израиля, который также с беспокойством наблюдает за процессом вывода американских войск, нет возможности умиротворить Иран, открыто стремящийся к уничтожению еврейского государства. К началу 2022 года Израиль оказался в изоляции, и все чаще звучат предположения о возможном военном ударе по ядерным объектам Ирана. Одновременно Израиль продолжает негласную войну против укрепления Ираном своего влияния в регионе.
Продлится ли эта изоляция в следующем году, или же страны Персидского залива, разочарованные своими инициативами в отношении Ирана, вновь пойдут на сближение с Израилем для последующей конфронтации с Тегераном? Этот вопрос актуален и в отношении Сирии, где израильские операции против иранских объектов продолжаются, в то время как ведущие арабские страны стремятся к реабилитации режима Асада. Это один из главных вопросов, стоящих сейчас перед Ближним Востоком.
Иранцы сталкиваются со своими собственными дилеммами. 2020 и 2021 годы показали ограниченность возможностей КСИР по наращиванию влияния в регионе посредством своей агентуры в арабском мире. Проиранские группировки по-прежнему доминируют в Ливане, Ираке, определяют расклад сил в Сирии и Йемене. Но последствия их действий для социального и экономического развития этих стран также становятся все более негативными и опасными. В Ливане политический и экономический хаос, вызванный неограниченным господством «Хизбаллы», поставил эту страну на грань катастрофы. Ирак, как и сам Иран, в Исфахане и других местах, за последний год стали свидетелями массовых протестов против бесхозяйственности и растущего обнищания. У Ирана нет собственной экономической модели, которую он мог бы предложить зависимым от него государствам, и нет ответа, как им вести себя в условиях неизбежного экономического спада и разрушения, которые влечет за собой его политическая модель. Приведет ли это к дальнейшим протестам в этих государствах и нестабильности в иранской зоне влияния в целом в 2022 году? Нам предстоит это увидеть в наступившем году.
Для джихадистов-салафитов это также были тяжелые два года. «Халифат» в Сирии и Ираке уже стал историей — он был уничтожен авиацией США, а также курдскими и иракскими сухопутными войсками в 2019 году. «Исламское государство» по-прежнему осуществляет смертоносные вылазки в отдаленных суннитских районах обеих стран, но не более того. Тем временем в Сирии филиал группировки «Аль-Каиды» был кооптирован турками, и сегодня его выживание полностью зависит от Анкары.
Тем не менее хаотичный и поспешный уход США из Афганистана дает салафитам проблеск надежды. Возвращение талибов к власти в Кабуле открывает новые возможности для создания центра вербовки, организации и планирования террористических атак как для «аль-Каиды», так и для «Исламского государства». В Афганистане действует влиятельное отделение ИГ, известное, как «Исламское государство — провинция Хорасан». Эта группировка находится в конфликте с властями талибов и осуществляет постоянные теракты против объектов Талибана. Сегодня «Исламское государство — провинция Хорасан» имеет свои отделения во всех провинциях Афганистана.
Давая показания Конгрессу США в конце октября 2021 года, заместитель министра обороны Колин Х. Каль, заявил, что «Исламское государство — провинция Хорасан» может развить способность для нанесения ударов по «иностранным целям в течение шести или 12 месяцев».
В большинстве арабских стран с их огромным суннитским населением остаются большие группы, восприимчивые к салафитской идеологии. Политический ислам дискредитировал себя за последнее десятилетие провальным опытом кратковременного правления в Египте и чудовищными практиками квази-государства ИГ в Ираке и Сирии. В то же время на массовом уровне в арабском мире не появилось конкурирующей идеологии, способной заменить салафизм. Возрождение Афганистана в качестве возможного инкубатора для транснациональных «джихадистов» стало значительным событием современной истории.
Последний, и, возможно, самый главный и даже судьбоносный момент. Мы являемся свидетелями необычайного усиления Китая в регионе, что порождает вопрос о предпочтительном пути Поднебесной на Ближнем Востоке. Геополитика не терпит пустоты. По мере того, как США ослабляют свое присутствие в регионе, Китай становится все более значительным источником силы и влияния на Ближнем Востоке. Этот регион является жизненно важным для реализации инициативы Си Цзиньпина «Один пояс, один путь», целью которой является создание взаимосвязанных торговых путей, обеспечивающих торговое, и, как следствие, политическое доминирование Китая в мире.
Это оставляет многочисленные вопросы. Какую форму примет активное вовлечение Китая в политику региона? Будет ли Пекин продолжать торговать со всеми странами, уверенный в том, что его политический вес и мощь исключают необходимость поиска союзников среди конкурирующих сторон? Или зарождающаяся «холодная война» между США и Китаем неизбежно найдет свое отражение и на Ближнем Востоке? Пока у нас нет ответа на эти вопросы. Иран, Саудовская Аравия, Израиль и ОАЭ в равной мере поддерживают быстро развивающиеся торговые отношения с Пекином. Новый терминал в порту Хайфы, которым управляет государственная Шанхайская международная портовая группа, был открыт в сентябре 2021 года. Но на горизонте появляются и тревожные симптомы: в том же 2021 году Иран получил полноправное членство в Шанхайской организации сотрудничества. 27 марта 2021 года Китай и Иран подписали стратегическое соглашение сроком на 25 лет, согласно которому Пекин инвестирует 400 миллиардов долларов в иранскую экономику.
Более того, в Израиле вызывает глубокую озабоченность расширение военного сотрудничества между Ираном и Китаем.
«Стратегическое соглашение между Китаем и Ираном предусматривает сотрудничество в области разведки, кибервойны, высокоточных навигационных систем, исследований в разработках оружия и инструктаж», — пишет в недавней статье, опубликованной в аналитическом центре Института национальных стратегических исследований в Тель-Авиве, бригадный генерал в отставке Ассаф Орион. Орион считает эту перспективу «тревожной» для Израиля и за этой тенденцией тоже стоит внимательно следить в 2022 году.
Таким образом, мы наблюдаем глобальные стратегические изменения. Принесет ли обозримое будущее стабилизацию региона или новые кризисы? Ближнему Востоку предстоит еще один сложный и интересный год.
Джонатан СПАЙЕР
Источник: Новости недели